— Пожар! Пожар! — крикнул он. И помчался в зал искать Рольфа. Эдвард был черен от дыма и грязи, и взгляд у него был безумный.
— В Окстеде горят крестьянские хижины! — крикнул он Рольфу. — Не знаю, с чего все началось. Думаю, это поджог. Нам нужна помощь. Сколько человек оставил здесь Ги — всего пятерых?
Рольф на мгновение задумался.
— Я дам вам еще людей. Наши крестьяне охотно поедут в Окстед. Я пойду к Элфреду, а он соберет народ на подмогу. Вы поведете их, Эдвард.
Я останусь здесь — на тот случай, если это сделано нарочно, с целью выманить всех из Годстоуна.
Элисон собрала всех дам. Кто рвал простыни на полосы, кто щипал корпию. Она послала Эделу по домам просить одежду, особенно детскую, — кто чем сможет поделиться. Потом приказала на кухне собрать побольше еды и отправилась в кладовую готовить снадобье от ожогов. Рольф бросился за повозками, чтобы отвезти все это в Окстед.
Он только что вернулся в зал, когда на дворе застучали копыта лошадей, скачущих во весь опор. В зал ворвалось около дюжины мужчин, и Лили, подняв голову, встретилась взглядом с Вулфриком. Ей показалось, что стены зала сдвинулись, а пол вздыбился и словно ударил ее в лицо, и она поняла, что падает в обморок, хватаясь руками за воздух и цепляясь за остатки сознания, хотя перед этим злом лучше было бы вовсе потерять разум.
Рольф попытался выхватить свой меч, но в спину ему всадили нож, и он рухнул в лужу собственной крови. Элисон, вскрикнув, бросилась было к нему, но Вулфрик ударил ее по лицу, и она упала на колени рядом с Рольфом.
— Связать ее! — приказал Вулфрик.
Кричали девушки, пытаясь спастись от мужчин. Вулфрик, стоя с кинжалом в руке, оскалил зубы, заметив, что Лили взбежала по лестнице. Подобрав подол, она помчалась в комнату, где они проводили брачную ночь. И все время в голове у нее звучал голос: «Я знала! Я знала!» Она повторяла эти слова снова и снова — в лад с ударами сердца. Ее то пронизывал такой холод, что зубы начинали стучать, то бросало в жар. Ей казалось, что она вот-вот задохнется. Частью рассудка она понимала, что это от простуды, и потому сочла это делом второстепенным. И тут внутренний голос произнес совершенно ясно и спокойно: «Ты больше не дитя, ты уже женщина! И коль скоро ты управилась с настоящим человеком, с Монтгомери, — ты сможешь справиться и с этим мерзавцем! У него есть хлыст, но твое оружие ранит насмерть». А потом она услышала, как совершенно отчетливо произнесла:
— Мне почти жаль его, у этого несчастного урода нет никакой возможности спастись!
Когда Вулфрик — вошел в комнату, она ждала, повернувшись к нему лицом. Ее губы ласково прошептали:
— Вулфрик, благодарение Господу, ты жив! Подозрительно сузив глаза, он занес было хлыст, но Лили плавно и легко скользнула под него и бросилась в объятия Вулфрика.
— Нет, любимый, прошу, не бей меня! Так обращались с нами эти нормандские псы! Они не настолько сильны, чтобы справиться с женщиной без помощи хлыста, как умеешь ты, Вулфрик, — мурлыкала она. Ее губы были совсем близко от его губ, и она то и дело высовывала розовый соблазнительный язычок и облизывалась. — Я не знала, что такое мужчина, пока не вышла замуж за тебя. Ты так замечательно умеешь вызывать дрожь в моих чреслах.
Он не отрывал взгляда от ее рта и был вынужден поцеловать ее так, как ему хотелось уже не один месяц. Она вздрогнула, изображая восторг, а он прорычал:
— Давай посмотрим, каким штучкам научили тебя эти норманны, женушка!
— Они использовали нас только как рабынь. Мы подавали пищу и воду, носили дрова. Эти дикари не находят сакских женщин привлекательными.
Лили выдохнула льстивые слова, ухитрившись при этом пылко прижаться к нему всем телом. Он тяжело задышал. От больного горла голос у нее приобрел волнующую, чувственную хрипотцу, и воображение Вулфрика заработало, несмотря на решение отомстить ей. Глаза Лили были полны немыслимых обещаний, и, сладострастно улыбаясь, она протянула руку и опустила дверной засов за его спиной, чтобы никто не нарушил их уединения. Потом она стянула с него кожаную рубаху, и ее пальцы побежали по его телу, лаская мучительно и непристойно. С его губ сорвался невольный стон, и Лили прошептала, проведя пылающими губами по его уху:
— Ты заставил меня ждать слишком долго, Вулфрик. Посмотрим же, что у тебя есть для меня? — И ее рука скользнула у него между ног.
Он изумился:
— Вот уж не ожидал, что Лили из Годстоуна будет разыгрывать из себя блудницу!
— Для одного тебя я буду блудницей, Вулфрик… Корчась от неутолимой похоти, он двинулся к кровати. Припав к нему, она сказала между поцелуями:
— Я знаю, как ты любишь больше всего, но в первый раз я хочу почувствовать тебя между своими бедрами, а потом я перевернусь, и ты сделаешь так, как тебе нравится.
Хлыст выскользнул из, его пальцев, когда, упав на постель, он потянул Лили на себя. Его рука скользнула под ее платье, а ее рука скользнула под перину, где был спрятан кинжал. Он так хорошо лег в ладонь Лили, словно был ее продолжением. Подняв кинжал, она быстро вонзила его в грудь Вулфрика. Глаза его расширились, а рот по-дурацки раскрылся. Вскрикнув, он занес руку, чтобы ударить ее, но с быстротой молнии Лили вонзила кинжал ему в плечо и разрезала всю мышцу сверху вниз.
Рука беспомощно упала. Не замечая брызжущей крови, она опять вонзила кинжал в его грудь, потом еще и еще. Вулфрик отчаянно метался по кровати, а Лили схватила другой рукой хлыст и ударила изо всех сил. Он опять закричал и вскочил, подстегиваемый жгучими ударами хлыста. Кинжал все еще был у нее в руке, и она разила им и разила, и когда он, смертельно раненный, упал на пол, издавая какие-то животные звуки, Лили все еще продолжала вонзать кинжал, не думая и не замечая, куда попадают ее удары.