Дерзкая пленница - Страница 33

— Так ты еще девушка! — проговорил он. Ги тут же отодвинулся и в изумлении уставился на нее.

— Разве это имеет значение, норманн? — вскричала она.

— Я не насилую девственниц, леди. Мягкой льняной простыней он осторожно стер пятно крови с бедра Лили и попробовал обнять ее. Она откатилась на другую сторону кровати и зарыдала, свернувшись калачиком. Сердце его вознеслось к небесам при мысли о том, что она не знала ни одного мужчины. И он спросил, ласково склонившись над ней:

— Как долго ты была замужем, любовь моя?

— Только один день, — просто ответила она.

— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.

Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.

Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.

— Где ты шляешься? Давно пора спать.

— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.

Она побледнела и вскричала изумленно:

— Почему? Что случилось?

— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.

— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.

— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.

— Я должна, матушка! Я его люблю!

— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.

Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.

— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.

— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.

Он покачал головой.

— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.

— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.

— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.

— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.

— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.

— Лили? — прошептала она.

— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.

— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.

— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!

— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.

— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.

— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!

— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.

— Fraternize? — переспросила она.

— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.

— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.

— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.

Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •

— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.

— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.

— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.

— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.

— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.

— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.

— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.

— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.

Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:

— Я и впрямь люблю его и хочу, чтобы он любил меня. Ты мне поможешь?

— Ты — та девчонка, что ходит за пчелами? — спросила Мораг.

Эдвина кивнула.

— Принеси мне пчелиного воска, и я вылеплю из него тебя и Эдварда. Будет еще лучше, если ты достанешь для кукол немного волос. Потом мы с тобой свяжем их друг с другом красной ниткой или лентой. Не важно, чем, было бы красное. И он скоро полюбит тебя так же, как ты любишь его.

— Чем же я тебе заплачу, Мораг? Боюсь, что мне нечего тебе дать.

— Мне нужен воск. Принеси воску, чтобы его хватило на много куколок, и не забудь прошептать свое желание пчелам, ведь они передают наши пожелания богам. Да помалкивай об этом, — остерегла ее Мораг, — а не то Монтгомери убьет меня за ворожбу.

На следующее утро Ги де Монтгомери нашел Эдварда сидящим на цепи в конюшне, как он и приказал, и тут же освободил его.

— Я знаю, что вы живете во лжи, Эдвард, — сурово сказал он.

— Милорд, мне очень не нравится, что Лили солгала вам, но она сделала это только для того, чтобы защитить меня. Я — брат Вулфрика. Леди Хильда — моя мать, и наш дом в Окстеде, а не в Годстоуне.

— Вы присягнули нам на верность, — заметил Ги.